Ему снился сон - сон о том, как он плывет на большой лодке. Лодка была полна пассажиров, и еще больше людей смотрели, как они отплывают из гавани. Было так много людей - людей, которые уезжали, и людей, которые оставались позади. Все они до последнего момента сожалели о расставании, а некоторые и вовсе покидали лодку прямо перед отплытием.
Сид тоже был расстроен и попытался спрыгнуть сам, но кто-то схватил его за плечо. Ты не можете вернуться. Мы должны уехать. Здесь больше нет дома, куда мы могли бы вернуться. Женский голос. Ясный и довольно волевой. Тем временем корабль уже отчалил. Берег отдалялся все дальше и дальше. Но на самом деле это был не берег, ведь корабль плыл не по океану, а по небу, оставляя землю далеко позади. Что будет дальше?
Ничего. Его охватило сильное чувство усталости. И это несмотря на то, что он уже видел сон. Чувствовать усталость во сне было просто странно.
Сид проснулся, по его щекам текли слезы.
Было раннее утро, и в окно проникал бледный свет. В доме все было тихо, видимо, никто еще не проснулся. Сид попытался снова заснуть, но не смог. Он уже крепко спал.
Сид поднялся с кровати. Две стены вокруг него были заставлены полками со старыми книгами. Большинство томов, стоявших на полках, были либо эпическими поэмами, либо старыми пьесами. Это была комната Дилла, и Сид лишь одолжил ее. Конечно, сейчас Дилла здесь не было. Вместо этого он спал с Цирулией в их спальне.
Стараясь не шуметь, Сид направился в ванную. Он повернул кран, и вода потекла. Водопровод и канализация были особенностью Вулкана из Одиннадцати Городов, и считалось, что они появились благодаря благосклонности богов. Сид до сих пор не мог привыкнуть к тому, что ему не приходится черпать воду из колодца.
Закончив умываться, он посмотрел в зеркало. В нем отражалась бледная, незнакомая девушка.
— Эй, поторопись и скажи мне уже. Кто ты?
Сид несколько раз моргнул. Девушка все еще была там. Но это было не его отражение. По ту сторону зеркала она выглядела неловко и отводила глаза. Постепенно видение сменилось на собственное изображение Сида.
С того самого дня, когда в него влили кровь реинкарнатора, он каждый раз, глядя в зеркало, видел одну и ту же галлюцинацию. Он много раз пытался связаться с ней, но все было безрезультатно. Сид вздохнул и принялся возиться с волосами, глядя в зеркало. Его белые волосы стали длинными - он был близок к своей цели. Проводя пальцами по длинным локонам и поправляя их укладку, он пытался отыскать в себе облик того человека.
Если бы мастер узнал, что во мне сидит реинкарнатор, он бы убил меня?
Сид вспомнил мысль, которую постарался выбросить из головы. Он тут же отбросил это сомнение, вернул внимание к зеркалу и вздохнул.
Ничего хорошего. Я совсем на него не похож.
Где-то неподалеку - на самом деле очень близко - раздался скрип. Сид увидел в зеркале пару красных глаз, заглянувших ему через плечо, и так удивился, что подумал, что у него остановится сердце.
— Это я... сонная Ню…
Ее голос был ленивым, глаза полузакрыты. Ню подошла к Сиду и стала брызгать водой на лицо.
— Когда ты... Я совсем не слышал, как ты пришла!
Так слышала она или нет? Ее красные глаза все еще были затуманены сном. Вытерев лицо полотенцем, она остановилась и понюхала его.
— Это полотенце пахнет тобой, Сид.
Лицо Сида стало ярко-красным.
— Ну, я возвращаюсь в постель. Разбуди меня в следующем году, хорошо?
— Ты что, медведь в спячке?
Наблюдая за тем, как Ню, спотыкаясь, уходит, Сид услышал еще один шум. Перекинувшись парой слов с Ню, появился Дилл. На нем все еще была повязка для волос, которую он надевал, когда спал. Сначала он смотрел на Сида с удивленным выражением лица, но вскоре оно сменилось улыбкой.
— Сид, ты тоже, да? Доброе утро. Ты всегда рано встаешь, не так ли?
— Мастер! Доброе утро!
Спина Сида выпрямилась, как стержень.
— Я вырос в кузнице. Мой отец... всегда рано начинал работу. Кроме того, сегодня утром мне приснился странный сон.
— О, я понимаю, о чем ты. Я тоже. Смотри, моя рубашка пропиталась потом. Мерзко, да?
Дилл пожал плечами и направился в душевую, расположенную рядом с ванной. По пути он обернулся.
— Точно. Сид, раз уж ты так рано встал, может, прогуляемся после того, как я приму душ?
День еще не наступил. Город еще спал в тишине. Солнце еще не поднялось над восточным хребтом Клыкастых гор. В это время, когда звезды все еще рассыпаны по половине неба, мало кто приходил и уходил. Сид чувствовал себя последним человеком в мире.
Дилл упорно шел впереди. Это казалось невозможным, но его сломанные ноги, казалось, уже полностью зажили, хотя травмы были столь ужасны.
Время от времени Дилл оглядывался на Сида. Сегодня он явно был в приподнятом настроении.
— Эй, Сид. Не пора ли тебе подстричь волосы? Они ведь мешают, верно? — спросил Дилл, ухмыляясь.
— Сколько раз тебе повторять? Я не буду их стричь. Более того, я хочу отрастить их немного длиннее.
— Понятно. В таком случае, может, мне отдать тебе свою заколку? Вообще-то, наверное, было бы лучше купить тебе новую. Мы должны быть в состоянии найти какую нибудь где-то здесь...
— Не говори глупостей. — Сид хихикнул. — А как насчет тебя, мастер? Почему вы отрастили такие длинные волосы? Разве они не мешают вам во время боя?
Он давно хотел задать Диллу этот вопрос.
Дилл ответил так, словно ждал этого все это время.
— У меня много причин. Первая - чтобы я мог выделиться.
— Что? Это так поверхностно!
— Это не мелочно! Это очень важно. Для актера это вопрос жизни и смерти. К тому же… — Тон Дилла изменился. — В гуще сражения враги будут обращены ко мне, а не к моим товарищам.
Мимо пронесся ветер с утренней прохладой, и две гривы длинных волос колыхнулись на ветру. Их шаги отдавались громким эхом.
— Война - страшная вещь. Мне не раз приходилось оставлять союзников умирать. А когда мне не приходилось этого делать, то вместо этого приходилось убивать наших врагов. Что бы ты ни делал, люди будут умирать. Но если кто-то должен умереть, я предпочту, чтобы это был мой враг, а не близкий мне человек. Приходится принимать такие решения - это поистине ужасно.
Приподняв брови, Сид посмотрел на Дилла.
Почему он мне это говорит? Мы так хорошо проводили время. Было так спокойно. Наконец-то мы выбрались из дома, вдвоем, тайно. Я был в восторге. Теперь все испорчено.
— Сейчас уже не время эпических поэм. Методы войны изменились, как и наша этика. Герои Золотого века не мучились чувством вины после убийства врагов. Они не думали о том, что вместо этого им следовало бы умереть самим. Они не просыпались спустя годы от кошмаров, связанных с полем боя.
Дилл посмотрел на оливковую рощу, посаженную впереди.
— Сверхчеловеческие герои, на которых я всегда равнялся, остались в далеком прошлом. Правда в том, что... в наши дни героев больше нет.
Сид возразил ему.
— Но разве в Империи не было героя по имени Эгист?
— Он лжегерой, — проворчал Дилл. Затем он повернулся, присел на корточки и посмотрел Сиду в глаза. — Знаешь, Сид, я рад. Ты хочешь быть похожим на меня. Ты равняешься на меня. Ты даже убийцу вроде меня называешь героем.
Ты убийца. Сид действительно однажды так назвал Дилла. Однако...
— Это было... в то время... я еще не...
Шшш. Дилл поднес указательный палец к губам и подмигнул, но выражение его лица было печальным.
— Я знаю. Все хорошо. Но ты был абсолютно прав. Я никогда не мог простить себя. Еще до прихода Реинкарнаторов, во время Священной войны, противники, которых я убивал, были обычными людьми. Они не были нашими врагами. Моя роль заключалась в агитации - я проникал вглубь вражеских крепостей и подстрекал рабов и военнопленных к бунту. Ты понимаешь, Сид? Мои подстрекательства даже заставляли детей вроде тебя брать в руки оружие и идти прямо на врага.
Дилл протянул руку, чтобы положить ее на плечо Сида, но остановился. Это был тот же жест, что и всегда, но в последний момент он замешкался, словно его рука скована спазмом, а затем медленно опустил ее.
— Сид, не становись таким, как я.
— Что? Что ты имеешь в виду?
Дилл встал и, словно убегая, повернулся к Сиду спиной. Он снова стал быстро идти.
— Ты хочешь сказать, что я был неправ, когда перенял у тебя свою храбрость? Что она была ненастоящей? Что я ошибся?
Сид был расстроен. Он закричал:
— Я никогда не буду стричь волосы! Никогда!
Огромными, топающими шагами он подошел к Диллу и уставился на него с надутыми щеками. Дилл чувствовал, что у него болят слезные протоки. Но в конце концов Дилл был актером. Он заглушил свои чувства, скрыв их за спокойным, ничего не выражающим лицом.
Сид, который никак не мог знать, что у Дилла на душе, спросил прямо:
— Ну что? Куда мы идем?
— Мы собираемся встретиться с настоящим героем.
Сид насторожился. Таких людей в наши дни точно не существовало - Дилл и сам это говорил.
— Помнишь пьесу, в которой я играл главную роль? Историю о герое Продотисе?
Сид кивнул. Продотис - в разрушенном храме у Бронзового пути, где беженцы разбили лагерь, Дилл играл роль героя, бросившего вызов богам.
— Его могила находится в этом районе. Ну, я так говорю, но, конечно, Продотис на самом деле там не похоронен. Это всего лишь памятник ему.
Поднявшись на холм, пройдя под виадуком на склоне и миновав пустую улицу, носящую следы недавней войны, тропа наконец остановилась. На выступе, выступающем из огромного холма, на котором стоял Вулкан, находилась небольшая оливковая роща и святилище.
— Вот мы и пришли. Разве это не прекрасный вид?
Все было так, как сказал Дилл. Если стоять спиной к холму, то ничто не закрывало вид на кратер Вулкана. Солнце было заметно выше в небе, чем когда они выходили из дома. Оно так ярко освещало гребень горы, что Сиду пришлось прищуриться.
Дилл подошел к горе, а затем подозвал Сида к себе.
Давайте помолимся. Продотис был сыном Экс Трусливой машины. Этот памятник тоже посвящен Трусу. А теперь давай сначала омоем руки в воде.
Сид послушно последовал указаниям Дилла.
— О бог солнца, возвещающий начало нового дня и наблюдающий за трудом людей.
— О Бог солнца, возвещающий начало нового дня и следящий за трудом людей.
Сид повторил молитву за Диллом.
— А также твой сын-король, чей героизм в битве никогда не ослабевал, хотя он и был из смертной плоти.
— А также твой сын-король, чей героизм в битве никогда не ослабевал, хотя он и был из смертной плоти.
— В течение этого дня, пожалуйста, даруй безопасность нам, детям человеческим.
— В течение этого дня, пожалуйста, даруй безопасность нам, детям человеческим.
Их голоса хорошо разносились в прохладном воздухе раннего утра, который сам по себе был освежающим.